В нескольких километрах к югу от музея обороны перевалов Кавказа лежит осетинское селение Коста Хетагурово. Здесь в апреле 1906 года великий сын осетинского народа скончался и был погребён в центре села (сейчас его могила в г. Орджоникидзе), здесь же ему воздвигнут большой памятник. Взор Коста обращен к горам, которые он воспевал всю свою недолгую жизнь, отданную борьбе за счастье горцев:

      Селение лежит у подошвы весьма живописной, с отвесными гранитными обрывами горы, в старой литературе имевшей название Чуна или Шона, а сейчас именуемой Шоана. Гора Шоана и находящиеся рядом такие же отвесные зубчатые вершины издали напоминают острые, словно зубы дракона, горы на вьетнамских и китайских картинах и миниатюрах. В глубоком ультрамариновом небе плавают орлы, а на вершине Шоаны шумит тисовая роща, орошаемая бьющим из скалы ручейном. Отсюда открывается широкий вид на долину Кубани и окрестные хребты, теснящиеся со всех сторон. Тишина… Но тысячу лет тому назад здесь было не так.
      Теперь нам придется совершить небольшой экскурс в прошлое. Воинственные северокавказские племена всегда были желанным военным союзником для их феодальных соседей, особенно для Ирана и Византии, а затем арабов и хазар, ведших длительные и напряженные войны друг с другом. С целью более прочного вовлечения алан в сферу своего политического влияния эти соседи засылали к ним своих проповедников и миссионеров, пытаясь навязать аланам свою религию. Из письменных и археологических источников мы знаем о проникновении в Аланию мусульманства и иудаизма. Но наиболее активно действовали византийские христианские миссионеры, опиравшиеся на соседнюю Абхазию, принявшую христианство в IV веке. Через посредство Абхазии христианство в Аланию проникло уже в VII веке. Но долгое время оно не прививалось на местной почве: в Алании тогда только начинался процесс формирования классового феодального общества, которое является потребителем и носителем классовой идеологии (каковой и было христианство). Успешное насаждение христианства оказалось возможным лишь в начале X века, когда феодальное общество в Алании сложилось и окрепло, а внутреннее и внешнеполитическое положение в Византии стабилизировалось после иконоборческих волнений. Вот тогда-то через перевалы Клухорский и Санчарский и устремились сюда христианские миссионеры, действовавшие по указанию энергичного константинопольского патриарха Николая Мистика (901 - 925). В эти годы, то есть в первой четверти X века, была крещена аланская феодальная верхушка и сам "князь" страны, в источниках X века зачастую именуемый царем и пользовавшийся большим почетом в Константинополе. "Довершите ваше блаженное дело и всеми сила-ми постарайтесь утвердить в вере новопросвещенных",- пишет своим миссионерам патриарх Николай Мистик.
      Несмотря на сопротивление народных масс новой и чуждой им религии, христианство стало господствующей официальной идеологией Алании. Будучи орудием угнетения и духовного порабощения народа, христианство тем не менее сыграло и прогрессивную роль: христианская церковь выступала носительницей передовой средневековой культуры в таких ее проявлениях, как архитектура, живопись, музыка, прикладное искусство, письменность. С первой половины X века на территории нынешней Карачаево-Черкесии развернулось широкое церковное строительство, и несколько храмов, входивших в известную по византийским источникам X-XIV веков Аланскую епархию, сохранились до нашего времени. Эти замечательные памятники средневекового зодчества X века - древнейшие н РСФСР христианские культовые здания.
      Для строительства одного из них миссионеры облюбовали гору Шоана. Решающую роль при этом, видимо, сыграли большие и многолюдные поселения, находившиеся в долине Кубани при ее слиянии с Тебердой и несколько ниже, там, где теперь находятся село Коста Хетагурово и поселок Орджоникидзевский, аул Нижняя Мара и Хумара. По существу, средневековые поселения и городища тянулись здесь, по обеим берегам реки, почти непрерывной цепью, (как и современные населенные пункты). Население их было христианским, составляло один приход и нуждалось в достаточно крупном соборе. Вот почему для строительства была выбрана гора Шоана, стоявшая в центре прихода.
      По крутой, но вполне доступной автомобилю дороге можно подняться почти к храму. Вот справа, между двух громадных скал, показался он, прилепившийся на головокружительной высоте, подобно ласточкину гнезду. Храм изумительно вписан в окружающий ландшафт.
      Мимо развалин построек XIX века (когда-то здесь существовал небольшой мужской монастырь - Георгиевский скит) пройдем по тропе к Шоанинскому храму. Уже издали видна мощная подпорная стена, несущая на себе западную часть здания. Ясно, что скала, послужившая основанием для храма, была неровной и не могла вместить все сооружение. Прежде чем строить храм, зодчему пришлось с западной стороны пристроить к скале искусственную платформу и уже на ней ставить здание. Кладка подпорной стены заметно отличается от кладки храма: камни в ней мельче.
      Поднявшись на скальную площадку к храму, мы видим его северный фасад. Перед нами трехапсидное здание крестовокупольной композиции, с хорошо сохранившейся главой и двумя притворами: с севера и юга. Купол крыт железной современной крышей, в древности он был низким полусферическим - это хорошо видно на старых рисунках, изданных Дюбуа де Монпере и Жиллем. Штукатурка (если она была) осыпалась и открыла довольно грубую кладку, испещренную пустотами. Следует полагать, что это пазы для устройства строительных лесов. Барабан восьмигранный, с узкими окнами, украшенный выступающим карнизом и аркатурным фризом с пятами, опирающимися на вмонтированные в стык граней плитки. Это единственный декоративный элемент здания, если не считать резные линии - арочки на архивольтах некоторых оконных проёмов.
      Плитовая кровля храма (видимо, и часть сводов) была обновлена монахами в 80-е годы прошлого столетия. Они же соорудили длинную пристройку с юго-западной стороны (кажется, это было жилое помещение "братии") и окружили ее и западную часть храма деревянной галереей - обходом на столбах. Сейчас ее нет, но от пристройки вниз спускается каменная лестница. Здесь находилась монастырская цистерна для воды.
      Зайдем внутрь храма. Четыре квадратных в сечении столба несут подпружные арки и полусферические паруса, на которых по-коится барабан. В интерьере он цилиндрический. В западной стене вход, но за ним обрыв. Если этот проем древний, значит, и тогда храм с запада имел висячую галерею? Возможно. Все своды и конхи апсид целы; если монахи и коснулись их, то незначительно. Здание хорошо сохранилось, и это, очевидно, благодаря тому, что оно стоит на незыблемом скальном основании. Никаких признаков архитек-турного декора нет, как нет и следов былой фресковой росписи. Бы-ла ли она - не известно. В 1867 году памятник обследовал Нарыш-кин, писавший, что уже тогда "ни ликов, ни других изображений не оказалось".
      Монахи же покрыли интерьер толстым слоем штукатурки, по которой современные любители автографов начертали сотни надписей от пола и до простенков барабана, подчас рискуя головой. Можно только удивляться этой неистребимой жажде "самоутверждения" столь примитивным способом. Кажется, здесь, как нигде, ощущаешь разрушающую и обезображивающую руку невежества. Не эту ли руку гневно клеймил Байрон:

      Шоанинский храм, сравнительно небольшой (около 13 м длины), очень близок северному Зеленчукскому храму и Лыхнен-скому храму в Абхазии. Это произведения одной архитектурной школы, испытавшей восточно-византийское влияние. Шоанинский храм трудно назвать шедевром или чудом строительного искусства, и мы далеки от подобных не в меру восторженных оценок. Но это действительно редкостный архитектурный памятник, каких у нас единицы во всей стране. Как глубокий и мудрый старец, он достоин уважения и внимания уже потому, что прожил тысячелетие - и ка-кое! Не всякому произведению человеческих рук уготована такая судьба.
      Спустившись с горы Шоана, мы продолжаем путь на юг, в долину Теберды. Вот промелькнули светлые дома небольшого, но уютного Карачаевска, позади остался прилегающий к нему аул Бирлик, и перед нами, словно в калейдоскопе, разворачиваются изуми-тельные горные пейзажи. Там и сям возвышаются крутые гранитные великаны, повитые зеленью лесов и омываемые светло-зеленой Те-бердой, кое-где, словно персты, указующие в небо, торчат громад-ные скальные останцы, живописные поляны перемежаются дубравами. Слава Тебердинского ущелья бесспорна и заслуженна, с этим соглашаешься уже в нижней части ущелья. Но что же остается ска-зать о его верхней части, занимаемой заповедником, - о Домбае, об ущельях Гоначхира и Алибека? Величавая красота, апофеоз рос-кошной кавказской природы трудно передаваемы словами, их надо видеть. Их стоит видеть!
      В пятнадцати километрах от Карачаевска находится аул Нижняя Теберда. Раньше он назывался Сенты. Здесь долина Тебер-ды широкая и просторная, залитая щедрым южным солнцем. Издали на левом берегу реки и на одном из выступов окаймляющего ее хребта видна белеющая постройка. Это еще один храм X века - Сентинский, одна из исторических и художественных достопримечательностей Карачая.
      Снизу на Сентинскую гору ведет хорошая, недавно проложенная дорога. Есть и пешеходная тропа по дну тенистой балки, а затем по южному склону горы; она начинается от построек бывшего Спасо-Преображенского женского монастыря, открытого синодом в конце XIX века. Сейчас здесь детский дом. По любой из этих дорог поднимемся на гору. Склоны ее усеяны разрушенными и давно перекопанными кладоискателями каменными гробницами, а вершину венчает скромный по размерам, но весьма стройный и изящный древний храм, видимо, построенный в одну эпоху с Шоанинским. Если Шоанинский храм при ближайшем рассмотрении оказывается тяжеловатым, то при взгляде на Сентинский этого не скажешь - здание великолепно соразмерено, архитектурные формы безупречны, и храм весь устремлен ввысь; несомненно, его строил большой мастер. Да и кладка великолепна и отличается чистотой и тщательной подгонкой плит и блоков. Мастерство кладки и скальное основание, на котором покоится фундамент, объясняют отличную сохранность сооружения - в нем нет даже трещин. Но и тут поработали русские монахи: они подремонтировали кровли, а щипцовые завершения западного, северного и южного фасадов переложили и вместо двускатных сделали округлыми, тем самым явно исказив первоначальный облик храма. Они же расширили площадь храма, восстановив с тех же трех сторон притворы, время строительства которых неизвестно. А когда внимательно осмотришь всю площадь Сентинской горы, поневоле обратишь внимание на подпорную сте-ну, идущую по ее периметру. Складывается впечатление, что строители стремились искусственно выровнять и снивелировать поверхность горы, чего вполне достигли. Но в какую эпоху? Видимо, все же в древности, хотя в XIX веке монахи внесли свою лепту в благоустройство: они поставили на подпорную стену невысокий парапет (сейчас он разрушен), а северо-восточнее храма устроили бетонную цистерну для воды.
      Однако вернемся к храму. Его четкие массы гармонируют с композицией плана: здание относится к довольно редкому типу хра-мов, в плане представляющих так называемый чистый (не осложненный пристройками) крест. На средокрестии покоится глава - цилиндрический барабан с восемью окнами и низкий полусферический купол, некогда увенчанный металлическим крестом. Единственная полуциркульная апсида прорезана тремя окнами; она опирается на открытый снаружи многоступенчатый цоколь. Внутрь храма ведут три входа со световыми люнетами. Через главный, западный вход войдем в храм.
      Интерьер представляет собой крестообразное пространство, ограниченное плоскими и ничем не декорированными стенами - все очень просто и строго. Под барабаном - световой центр храма, остальная часть помещения затенена и погружена в таинственный полумрак. В алтаре ниже окон раньше находилась каменная скамья, ее отметил археолог и художник И. А. Владимиров, изучавший Сентинский храм летом 1899 года. Это синтрон - седалище для церковного клира. В целом же бросается в глаза интимность интерьера, не рассчитанного на большой приход.
      Пожалуй, одна из главных достопримечательностей Сентинского храма - его фрески, покрывавшие весь интерьер. Сейчас от них сохранились незначительные фрагменты, к тому же сильно покрытые "автографами" современных посетителей. К счастью, в кон-це XIX века сентинская живопись была тщательно зафиксирована И. А. Владимировым, посвятившим ей и храму специальную статью.
      В алтарной части Владимиров обнаружил два красочных слоя. Значит, или все, или часть фресок переписывались или обновлялись. Колорит скромен, фрески в основном были выполнены тремя красками: белой, красной и темно-коричневой. Но ограниченность и даже сухость палитры восполнены мастерством исполнения. Центральной фигурой была, очевидно, Богоматерь в позе Оранты, с воздетыми руками. Она помещалась под конхой апсиды. На южной и северной стенах алтаря размещались две группы святителей, по четыре фигуры в каждой. Около них были заметны остатки греческих букв - вероятно, это были имена святителей. Живопись в на-осе храма была разделена на два регистра: верхний и нижний. Верх-ний содержал сцены из жизни Христа - суд над Христом, воскресение, на западной стене находилась сцена въезда в Иерусалим.
      Сцены из жизни Христа продолжались на стенах поперечного рукава. Здесь были помещены композиции "Воскрешение Лазаря" и "Преображение". Перед нами, таким образом, праздничный цикл, состоявший первоначально из двена-дцати сцен. Часть их была утрачена уже в XIX веке. Ниж-ний ярус живописи пострадал больше других. Он включал в себя фигуры отцов церкви и апостолов, а также архангела с копьем в руке.       Кто были художники, расписывавшие Сентинскнй храм? Специального искусствоведческого анализа сентинских фресок пока нет, и ответить на эти вопросы трудно, сейчас можно высказать лишь предварительные соображения.
      Византийское происхождение фресок отмечал уже И. А. Владимиров. Греческие надписи это подтверждают. Но в отдельных фрагментах можно усмотреть и влияние грузинского искусства. Так лик Христа в сцене воскрешения Лазаря иконографически весьма близок к лику архангела Гавриила в сцене благовещения в соборе Атени (X в.). На подпружных арках того же собора в Атени мы можем видеть и точно такой же растительный орнамент. Это вполне закономерно: христианская Грузия недалеко, она лежит по ту сторону хребта, и грузинские живописцы могли сотрудничать с византийскими, тем более что царь Абхазии Георгий всячески содействовал насаждению христианства среди алан. А в целом, возможно, фрески Сентинского храма окажутся сплавом художественных традиций двух выдающихся христианских культур Переднего Востока - византийской и грузинской.
      Познакомившись с Сентинский храмом X века, мы не можем не обратить внимание на стоящий рядом с ним, несколько северо-западнее, каменный мавзолей. В его южной стене сейчас пробит (и неизвестно кем) целый вход, хотя в восточной стене есть специаль-ный четырехугольный лаз. Через южный пролом войдем внутрь. Помещение тесное и совершенно пустое, под ногами - груда кам-ней, а над головой повис еле держащийся свод, состоящий из трех звеньев типа арок. Сооружение явно древнее, его видел архитектор И. Бернадацци в первой половине XIX века, когда монастыря не было и в помине. О погребальном же назначении здания свидетельствуют Нарышкины и В. М. Сысоев - они видели внутри остатки деревянных гробов и человеческих костей, разбросанных кладоискателями.
      Сентинский мавзолей похож на небольшой домик с двускатной крышей (подновленной монахами) и двумя фронтонами. По всем четырем фасадам он украшен аркатурой, несомой слабо выступающими пилястрами; тем самым плоскости фасадов расчленены и оживлены игрой света и тени. Мавзолей удачно поставлен по отно-шению к храму, не закрывает его и не менее удачно соразмерен с храмом, составляя единый историко-архитектурный комплекс. Думается, что он мог быть предназначен для захоронения местных первосвятителей или миссионеров - это не рядовой и тем более не обычный склеп. Второго подобного мавзолея в архитектуре Север-ного Кавказа мы указать не можем, и без всякого преувеличения следует признать, что Сентинский мавзолей - здание уникальное. Его построили по особому случаю.
      Что это за особый случай? Да будет нам позволено немного пофантазировать, и не без некоторых оснований. В густой траве у юго-восточного угла мавзолея видны какие-то камни, мимо коих пройдет не останавливаясь недостаточно наблюдательный турист. Присмотримся к ним. Да ведь это явная апсида! Юго-восточный угол мавзолея стоит на апсиде более ранней и начисто разрушенной одноапсидной (?) церкви. Видимо, эта небольшая церквушка стояла здесь тогда, когда не было ни мавзолея, ни Сентинского храма. Она была первой.
      В самом начале X века несколько византийских монахов-миссионеров через Абхазию и Клухорский перевал добрались до ущелья Теберды. Облюбовав на плоской и удобной вершине горы с еле пробивающимся из-под земли источником хорошую площадку, они построили здесь небольшую церковь и жилой дом. После этого миссионеры начали "просвещать" окрестных горцев-язычников.
      Но горцы были свободолюбивы. Они не хотели поклоняться чужим богам и слушать чужих жрецов, присланных далеким румским царем. И когда князь страны возложил на себя крест, горцы восстали. Они потребовали убрать христианских проповедников и вернуть им прежнюю веру. Немногие построенные к тому времени храмы были разрушены, а не успевшие скрыться миссионеры - пе-ребиты восставшими аланами. Так в 932 году погиб и небольшой скит на Сентинской горе.
      Это не фантазия. "В царствование династии Аббасидов цари аланов приняли христианство, а до того они были язычниками, но после 320 года (932 год по нашему летосчислению.- В. К.) они от-вратились от христианства и изгнали бывших прежде епископов и священников, присланных к ним царем румским",- пишет хорошо осведомленный арабский автор X века Масуди. Это свидетельство современника, оно достоверно.
      Но все источники - письменные и материальные - говорят о том, что христианские миссионеры вскоре вернулись и продолжи-ли свое "святое дело" еще настойчивее. На Зеленчуке и Кубани они строят большие трехапсидные храмы, а на Сентинской горе, близ развалин разрушенной церкви, сооружают небольшой, но прекрасный храм. Останки же погибших миссионеров (по представлениям того времени - мучеников) торжественно погребают в помпезном мавзолее, построенном прямо на руинах первоначальной церкви, и объявляют это место святым...       Так видятся нам события тех далеких лет. Согласитесь, что это интересно и... не так уж неправдоподобно. Как сталь при ударе о кремень высекает искру, так знание при соприкосновении с, каза-лось бы, бесформенной грудой камней может высветить перед нами страницы забытого прошлого. Двинемся же дальше - впереди много не менее интересного!